на мгновение свёл брови и неожиданно для Рарга улыбнулся по-другому, уже не оскалом, а улыбкой.

— Ну да, вы же ещё не под током были, вот, значит, когда яр-методика в ход пошла.

Рарг нахмурился.

— Заткнись, фронтовик, пока цел.

— Да, господин Рарг, — спокойно ответил Гаор.

Многое, если не всё, вставало на свои места. И ничего особо нового он не услышал, но… у каждого свой счёт, и ему по нему платить.

Рарг внимательно и уже без злобы рассматривал его. Гаор спокойно встретил его взгляд.

— Всё на сегодня, — спокойно сказал Рарг. — Завтра в это же время.

— Да, господин Рарг, — так же спокойно ответил Гаор. — Завтра в это же время.

Обычно Рарг поворачивался к нему спиной, обозначая этим конец тренировки, но сегодня Гаор до дверей чувствовал на своей спине его пристальный, но не тяжёлый взгляд.

Выйдя на вторую половину, Гаор сразу столкнулся с Вьюнком.

— Ты чего здесь? — удивился он.

Вьюнок молча смотрел на него снизу вверх испуганными, полными слез глазами. И Гаор улыбнулся ему, ломая корку запёкшейся на губах крови.

— Пошли вниз.

— Ага, — выдохнул Вьюнок, робко беря его за руку.

Лестница была пуста, и Гаор тихо и очень серьёзно, но не зло, сказал ему:

— Я ж тебе велел не ходить. А если б заметили да велели бы мне тебя бить, тогда что?

Вьюнок вздохнул.

— Всё равно ты сильнее.

Гаор снова усмехнулся.

— Я раб, а он свободный, мы никогда на равных драться не будем.

Вьюнок снова вздохнул и плотнее прижал свою ладошку к его руке, будто хотел пожать.

Вместе они вошли в рабскую казарму, и только там Вьюнок отпустил его руку и пошёл не рядом, а следом. В спальне Гаор быстро разделся, мимоходом бросив Вьюнку, что кровь надо застирывать холодной водой и сразу, пока не запеклась, тщательно осмотрел куртку и штаны и, только убедившись, что нигде не запачкал, убрал в шкаф, снял футболку и трусы, надел прямо на голое тело расхожие штаны и рубашку и переобулся в шлёпки.

— Давай я и постираю, и бабам остальное отнесу, — отважился предложить Вьюнок. — А ты к Медицине иди, а то заплывёт всё.

И Гаор снова улыбнулся.

— Давай.

Всё ж таки с мальцом легче, чем с девчонкой.

Первушка встретила его с насмешливым сочувствием.

— Никак опять вразумили. Ну, раздевайся.

Гаор спокойно разделся. Стоять голым перед чужими он давно привык. «Это Первушка чужая?» — мимолётно удивился он, подставляя себя её внимательным глазам и пальцам. Осмотр, промывание ссадин, ледяные примочки к синякам на лице, смазывание губ какой-то не слишком приятной на запах и вкус мазью.

— Не облизывайся, — строго, но не приказывая, сказала Первушка.

— Понял.

— Всё-то ты понимаешь, да опять залетаешь. Упрямый ты, Дамхарец.

— Ага, — кивнул Гаор.

— Одевайся и посиди, пока впитается. На этот раз тебя за что?

— За память, — улыбнулся Гаор.

Первушка с интересом посмотрела на него.

— Отбивали или освежали?

— И то, и другое. Чтоб одно забыл, а другое вспомнил.

Первушка кивнула.

— И как?

— Как я хочу, — уже серьёзно ответил Гаор. — Над своей памятью я сам хозяин.

— Ты раб! — сердито сказала Первушка. — Ничему ты не хозяин, помни. Ты весь в хозяйской воле, весь, понял?!

«Ээ, да у неё, похоже, свои заморочки», — весело подумал Гаор. И тут же сообразил. Ну да, это она о Милке, Милку-то она мать, а мать… мать и есть, с этим не поспоришь.

— Всё, — Первушка решительно отобрала у него пакет с колотым льдом, которым он захолаживал наливающиеся на лице синяки. — Ступай.

— Спасибо, — вполне искренне поблагодарил её, уходя, Гаор.

Осень

9 декада

И снова покатились один за другим дни. Фрегор будто забыл о нём, и Гаор почти блаженствовал, вернувшись к прежнему и весьма приятному распорядку: подъём, оправка, завтрак, гараж, обед, гараж, отдых, тренировка, отдых, ужин, личное время и отбой. И всё бы хорошо, если бы… Если бы решал он сам. А то вот скакнёт его хозяину-психу что в голову, и всё, кранты и амбец. Но… живи, пока живой — это он ещё на фронте усвоил. Убили кого рядом — посмотри, перешагни и дальше живи, а рабство — тот же фронт. Это тебе тоже ещё Седой объяснил. И наступила ночь, когда он, лёжа с закрытыми глазами, под многоголосое сопение и храп, ощущая прижимающееся к его боку маленькое горячее тельце Вьюнка, рискнул достать папку. Вдруг он забыл?! Но страх, мгновенно окативший его ледяной волною, оказался ложным. Он помнил. Всё, все листы, до буквы, до запятой, до каждой помарки. Писать он не рискнул, только перечитал, и в лист о Доме-на-Холме внёс то, что узнал о пресс-камере, методике допросов и системе внутренних лифтов и переходов, в лист об Ардинайлах слова Новенького, что Акхарайны не лучше, а в лист об училище спецвойск упоминание о Серенгае — оно здесь к месту — и как расправляются с проштрафившимися. И всё, хватит на сегодня. Он вложил листы в папку и завязал тесёмки. Вот так, сволочь генеральская, думал, если ты мои бумаги на утилизацию отправил, то победил? Хрен тебе, змеюга, волк бешеный! Я тебя ещё прищучу, я тебе твою яр-методику припомню.

10 декада

5 день

День за днём. И, как всегда. Вечером, уже перед отбоем, вдруг ожил селектор в спальне и рявкнул ненавистно знакомым капризным голосом:

— Рыжий!

Гаор, стоя у своей кровати — учил Вьюнка правильно застилать — на мгновение замер, будто не поверив услышанному, но тут же пришёл в себя и, в два прыжка оказавшись у селектора, нажал кнопку ответа.

— Рыжий здесь, хозяин!

Спальня, зная, что сейчас в селектор пройдёт любой звук, затаила дыхание.

— Ко мне! Живо! Как есть! — выплюнул три команды селектор и отключился.

Как есть, значит, в расхожем и в шлёпках? Ну нет, раз шило в заднице проснулось, то готовься к выезду! И Гаор, метнувшись к кровати, в темпе боевой тревоги переоделся в выездное и вылетел из спальни, рявкнув мимоходом на Вьюнка так, что тот не посмел не то что бежать следом, а даже с места сойти.

— Ну, и чего встал? — сердито сказал застывшему Вьюнку уже лежавший на своей кровати Зимняк. — Давай раздевайся и ложись, — и, зевнув, совсем тихо добавил: — пока чего другого не велели.

И Вьюнок сразу засуетился, разбирая постель и укладываясь. А то, в самом деле, подложат ещё под кого другого…

Вбежав в хозяйские комнаты, Гаор сразу понял, что лафа его кончилась. На столике у дивана тарелки с расковырянными яствами, откупоренные бутылки, несколько недопитых